«Подожди еще немного, не собрался я в дорогу, слишком дальний путь. Да и сколько дел еще доделать, а иные переделать - время ль отдохнуть?..» - в свои 89 лет пензенский художник Анатолий Петрович Афанасьев по-прежнему пишет не только картины, но и мудрые, светлые стихи. И даже сонеты («Я как Шекспир, только хуже», - усмехается он в свою седую бородку, которая непременно должна быть у правильного художника).
Мастерскую заливает предвесеннее солнце. С полотен смотрят известные в Пензе лица. А я включаю диктофон и тут же понимаю, что уже не буду прежней, когда выйду отсюда. Встречи с такими людьми не проходят бесследно.
ГЛАВА СЕМЬИ ПОНЕВОЛЕ
«Мне почти девяносто, но день своего 12-летия я помню как сейчас, - начинает Анатолий Петрович. - Родители дали мне денежку на конфеты, собрали небольшое застолье. Но мы даже толком посидеть не успели - голосом Левитана ворвалось в дом ужасное известие о начале войны…
Отцу моему тогда было 33 года, уже в июле он отправился на фронт. За пару недель успел только немного сена для коровы запасти. С его уходом весь груз ответственности за семью лег на мои плечи. В сентябре в школу мама меня не пустила - одна бы не справилась с хозяйством и еще двумя маленькими детьми на руках».
Самым тяжелым временем выдалось первое лето войны: каждый день мальчик выезжал в оренбургскую степь в поисках того, что могло послужить кормом для коровы на зиму.
Но зоркий объездчик на лихом скакуне отлично видел издалека расхитителей колхозной собственности. «Нагайка обжигала все тело, - вспоминает Анатолий Афанасьев. - Заливаясь слезами, я смотрел вслед всаднику, отнявшему мою косу. И плелся домой, чтобы наутро опять выдвигаться в свой противозаконный, но вынужденный поход - во имя спасения мамы, брата и сестры…»
Глава семьи уходил на фронт здоровяком, а вернулся с открытой формой туберкулеза. «Однажды чуть не захлебнулся кровью… - вздыхает Анатолий Петрович. - Но мама выходила его. И нас чудом Бог уберег от заражения».
Школу Толе пришлось окончить позднее сверстников - выпустился в 19 лет. Был гуманитарием до мозга костей, но учительница сагитировала поступать в Свердловский политехнический институт. «Так я стал металлургом, - улыбается художник. - Первые три месяца еще как-то тянул лямку, но когда пошла начертательная геометрия, просто на стену полез. А однокашники «успокоили»: ты погоди - вот начнется сопромат!.. В общем, я написал заявление на академический отпуск по семейным обстоятельствам, но знал, что в вуз уже не вернусь».
Пока Толя определялся, кем быть, подошло время призыва. В телячьих вагонах новобранцев отправили на Сахалин. Молодые артиллеристы служили на самом южном мысе Крильон, откуда было видно остров Хоккайдо.
«Назад я возвращался в 1953 году, шесть суток поездом от Хабаровска до Оренбурга. В то время по случаю смерти Сталина была объявлена широчайшая амнистия, и на каждой станции мы слышали новости о том, что кого-то изнасиловали, кого-то убили.
Неудивительно - даже рецидивистов тогда выпустили на свободу! - качает головой Анатолий Петрович. - А если учесть, что система не исправляла, а давала осужденным лишь возможность еще больше заматереть, то та амнистия была преступлением против народа!»
НАПЕРЕКОР РОДИТЕЛЯМ
На «гражданке» Анатолий устроился пионервожатым, заочно учился на литфаке. Тянулся к краскам - с радостью взялся даже писать номера на вагонах в паровозном депо.
«Судьба моя круто повернулась в 1954-м, когда я познакомился с Ритой Антоновой, - счастливо улыбается наш земляк. - Она была молодым специалистом - химиком-аналитиком - и приехала в Оренбург по распределению. Мы дня друг без друга провести не могли! Но однажды, придя к Рите, я застал у нее молодого лейтенанта - очень запомнились его оттопыренные уши… Рита прошептала, что выходит замуж, а сама чуть не плачет…»
Видя, как мучается убитый новостью Анатолий, приятельница познакомила его со своим братом, увлеченным живописью. Тот стал брать Толю на пленэры и рассказал о легендарном художественном училище в Пензе. Где это, оба понятия не имели. Но решили поступать.
И тут в районном ДК произошла случайная встреча с Ритой! «Я остался должен ей книжку, и мы условились увидеться еще раз, - вспоминает Анатолий Петрович. - И тут Рита призналась, что готова уехать со мной куда угодно - лишь бы быть вместе! Родители уже видели зятем ушастого лейтенанта, но дочь пошла наперекор их воле…»
Расписались молодые в Пензе накануне экзаменов в худучилище. Мама и папа Риты на свадьбу показательно не приехали. Медовый месяц Афанасьевых прошел в углу за шторкой в съемной комнате. Видя неизбывную тоску в глазах молодых, сердобольные соседки подыскали им отдельную комнату. «Пусть и два на два метра, но это был наш с Ритой маленький мир», - с улыбкой говорит художник.
С большим трудом девушка устроилась на работу на дизельный завод: взяли только с третьей попытки, когда стало ясно, что она - действительно редкий специалист. Начала Маргарита с ученицы в лаборатории, а на пенсию ушла старшим инженером.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ УБЬЕТ КУЛЬТУРУ
55 лет прожили вместе супруги Афанасьевы, и все эти годы - в любви и безграничном доверии. Невероятно сблизила их жуткая трагедия 1976 года.
«Нашему сыну Сереже вот-вот должно было исполниться 20 лет, - глубоко дыша, вспоминает Анатолий Афанасьев. - На третьем курсе у него случилась несчастная любовь - повторение знакомого мне сценария. Но если в нашем с Ритой случае все завершилось хэппи-эндом, то Сережа не справился с переживаниями: покончил с собой…»
Пензенский Союз художников изо всех сил поддерживал убитых горем отца и мать, для них доставали путевки в Крым и Прибалтику. Анатолий Петрович с головой ушел в преподавание, 17 лет учил студентов в ПХУ, на первых порах даже обедать забывал.
Афанасьева многие звали Офицером, потому что очень ответственный и строгий. Он распекал «опоздунов» за неуважение к труду натурщиков, заставлял делать наброски сотнями. Много рассказывал студентам о музыке - большой своей страсти…
«Сегодня люди стали прагматичнее - время заставляет их соображать быстрее, думать не о вдохновении, а о заработках, - рассуждает художник. - Сейчас в «художке» учатся в основном девушки, а в моей группе была одна Шура Москвичева.
Женщины тоньше чувствуют эстетику и цвет, но семья и материнство не дают их таланту раскрыться полностью - приходится выбирать. И слава Богу, что они хотя бы передают чувство прекрасного детям…
Конечно, самобытные, талантливые художники в Пензе появляются, но реже, чем раньше. Мало знать композицию и рисунок - нужно любить искусство всем сердцем, гореть им! Отсутствие любви остро чувствуется и в окружающей нас действительности: Пенза обрастает панцирем из стекла и бетона, а меценаты становятся большой редкостью.
Верно Шпенглер сказал: цивилизация убьет культуру… Но именно культура должна быть стержнем каждого человека - как говорить, как одеваться, как ямы копать и асфальт класть. К несчастью, у нас под словом «культура» сейчас понимают лишь песни да пляски».
ИДЕОЛОГИЧЕСКАЯ ДИВЕРСИЯ
«Дипломную работу я писал по празднику русской зимы на Советской площади - так тогда назывались масленичные гулянья, - вспоминает Анатолий Петрович. - Студенты-скульпторы однажды вылепили из снега огромную тройку лошадей и сани с Дедом Морозом и Снегурочкой. Весь город стекался посмотреть на эту красоту!»
Пенза сильно преобразилась во времена второго секретаря обкома КПСС Георга Мясникова: появились смотровая площадка, памятник Первопоселенцу, красочные мозаики на домах. Одну из них - ростовой портрет Ленина наискосок от Монумента воинской и трудовой славы Анатолий Афанасьев выкладывал собственными руками (помогал Лидии Скоробогатовой и Эдуарду Иодынису).
«Но вот в материальном плане у меня к Мясникову были претензии! - добавляет Анатолий Петрович. - Борьба за мир, танки, космос, оборонка… Но почему же при этом простые люди стояли в унизительных очередях за маслом?
Во времена советские для лиц «особо значимых»
На пунктах обозначенных держали про запас
Товары очень редкие: конфеты шоколадные
И платьица нарядные, и даже хлебный квас.
«Избранники народные» носили все «простецкое»:
Английское, немецкое, но только не свое;
А массы всенародные должны надеть советское
И взрослое, и детское никчемное белье…
На втором курсе, помню, была у нас студентка, которая подбила ребят печатать листовки против советской власти. Ночами их штамповали трафаретом, а утром побледневшие преподаватели гневно потрясали этой «идеологической диверсией». А я в душе радовался: значит, работают мозги у людей, не закостенели!
Да и сам я однажды написал письмо в «Комсомолку» - о том, чем недоволен. Сильно изменил почерк, а в ящик опускал на другом конце города, чтобы не выследили. Наивно полагал, что Брежнев не знает о произволе местных властей…»
СЕКРЕТ ДОЛГОЛЕТИЯ
Главными секретами своего долгожительства, бодрости и стати Анатолий Афанасьев считает неравнодушие к происходящему и любовь к искусству. Каждый день он поднимается в семь утра, собирается в дорогу, приходит в мастерскую в Союзе художников и творит там по 3-4 часа (сейчас уже приходится вооружаться лупой). Затем возвращается домой, готовит скромный обед и садится за книгу. Из-под его пера уже вышли несколько сборников воспоминаний и стихов (многие посвящены уже ушедшей в мир иной супруге).
«Я, как Горький, ни дня без строчки, - улыбается художник. - Главное - постоянно занимать себя творчеством, иначе от одиночества и пустых комнат можно сойти с ума. В мастерской я и по выходным бываю, ко мне приходят натурщики. А если их нет, пишу сам себя: я очень терпеливая модель! И счастливый человек: девять из десяти людей ходят на работу, потому что надо. А я - потому что люблю свое дело!»
…С удивительной для 89-летнего кавалера проворностью Анатолий Петрович помогает мне надеть куртку. «Добро, которое делаешь людям, обязательно возвращается», - звучат у меня в ушах слова, сказанные мастером на пороге. И я понимаю: вот что нужно писать на баннерах на улицах родного города. Это и прошлое сохранит, и будущее правильное создаст - никаких сомнений!
Ксения Вдовикина
«Молодой ленинец», № 11, 12 марта 2019 г.
спасибо за статью