В пензенских храмах молитвенно отпраздновали Торжество Православия

так в каких одеждах ходил сын божий, в чёрной или в царского цвета?

Ранее 843 года сиё торжество не праздновали.

Гость писал(a):

так в каких одеждах ходил сын божий, в чёрной или в царского цвета?

не понял. попы же слово божие проповедуют, призывают следовать заповедям его. а сами в царских одеждах ходят??

где логика?

лицемерие

Екатеринбург ГУВД Свердловской области с заявлением о краже из квартиры принадлежащего ему имущества и денежных средств обратился священник Екатеринбургской епархии, протодиакон Сергий Мегалинский.

- 35 миллионов рублей и 140 тысяч евро (приблизительно 5,7 млн рублей). Помимо денежных средств похитители вынесли из квартиры протодиакона сейф с ювелирными украшениями, оценить точную стоимость которых батюшка затруднился.

ВОТ ЭТО ПО НАШЕМУ, ПО БРАЗИЛЬСКИ!!! НЕ ПОХИТИТЕЛИ, А САНИТАРЫ!!!

Гость писал(a):

Екатеринбург ГУВД Свердловской области с заявлением

РИА "FogNews", распространившее это сообщение, известно созданием шуточных новостей.

Внутреннее изменение всегда достигается жизнью в Церкви, участием в таинствах и постоянной духовной работой, которая состоит из созерцательной и практической части. Состояние раздвоенности сознания, которое свойственно сегодня многим верующим, и особенно священникам, не является естественным для человека. Поэтому когда человек приобретает понятие о красоте, возводящее телесные чувства к духовным первообразам, к нему естественным путём постепенно приходит и внутреннее ощущение истины, исправляющее дефекты созерцательной части души, а за познанием истины следует добро, освящающее практическую жизнь. Христианский сознательный подвиг, таким образом, соединяет воедино три неразрывные части внутренней структуры человеческого — и божественного — мира: добро, истину и красоту. Христианину рано или поздно предстоит осознать, что истина — это его судьба. А дальше просто остаётся сделать шаг навстречу.

Изменение культурной и духовной атмосферы в стране в последние годы, несомненно, наложило отпечаток на верующих, не исключая, конечно, и пастырей. Согласно заповеди Евангелия, они должны посредством внутреннего преображения изменить внешнюю реальность, сделать её Церковью, но это лишь дальняя, «стратегическая» задача: в настоящем же своём состоянии верующие приносят в церковь те болезни, которыми поражена внешняя социальная среда; и, разумеется, болезни церкви сродны болезням эпохи. Но иная Церковь, будучи духовным Телом Христа, источником благодати и таинств, не видна внешнему наблюдателю. И это, помимо всего прочего, порождает вопрос о внутренней идентичности Церкви[1]. Внешний взгляд легко видит болезнь, но не легко может понять, где источник здоровья. Попытка определить проблему, поставить некий предварительный «диагноз» в ситуации, когда светское общество требует от Церкви высокой морали, но одновременно ищет её болевые точки (по сути, зеркально представленные в нём самом), чтобы удобнее пройти мимо главного, никак не может быть излишней. Данные наблюдения сложились в некий комплекс идей, имеющих отношение к тому, что тревожит, на мой взгляд, каждого верующего сегодня, напрямую касается его жизни, знает он об этом или не знает. В этом комплексе идей я выделил бы два основных вопроса: вопрос о смысле христианского свидетельства и тесно связанный с ним вопрос о смысле наставничества, учительства. В контексте этих двух вопросов мы и рассмотрим вкратце тот клубок проблем, который порождается вышеупомянутыми связями и отношениями между церковью и миром.

У каждого человека изначально внутри есть святой угол (у кого-то он ассоциируется с Богом, у кого-то нет). Но поскольку люди подобны друг другу и имеют одни и те же способы и средства постижения реальности, то и охарактеризовать святыни каждого человека можно в неких общих понятиях: правда, добро, красота и т.п. Тем не менее, отношения с этими общими понятиями у каждого остаются личными. Церковь не должна забывать, что действуя в той области, которая относится к духовной жизни, она касается личных человеческих отношений с истиной, добром и красотой. Поэтому и возникает вопрос о её представителях, то есть учителях церкви, и их полномочиях. Верующему известно, что Церковь ставит определённых людей, отличающихся добродетелями и ревностью к истине, чтобы помогать восстанавливать в людях то внутреннее равновесие, которое у них утрачивается вследствие грехопадения. Священник, имея отношение к личной истории другого человека, по сути допущен к чужой тайне: ведь внутренний святой угол, если он оказался разорён, восстанавливает Бог, а не он, но его присутствие важно как человека более опытного и разбирающегося в настройках «механизма» связи человека и Бога.

Отсюда понятна практика всех мировых религий (не только христианства), а также всех видов искусства, которая выражается в институте наставничества, учительства. Везде и всегда на пути к познанию общих понятий и ценностей, на пути развития внутреннего дара и таланта, на пути возрастания (духовного, душевного или телесного, не важно) присутствует связь учителя и ученика. И это обосновано прежде всего превосходством и опытностью учителя. Но путь проходит ученик. «Мастер» и «ученик»: эта модель идёт из глубины веков и присутствует в любых человеческих искусствах и науках. Искусству нельзя научиться по книгам: надо работать с мастером, делать как он, слушать его критику, исполнять его волю, — а затем приходит собственное мастерство и свобода, которая выражается в умении пользоваться своим даром. Точно так же происходит и в духовной жизни, которая тоже есть искусство — «искусство искусств и наука наук», по выражению отцов Церкви. Странно было бы думать, что в церкви и христианской жизни может быть иначе. Только акценты в отношениях должны быть расставлены по-другому. Я уже давно думал, но тут ещё раз убедился в том, что по существу более правильным было бы такое положение дел, когда не прихожане целуют руки священникам, а священники целуют руки прихожан (как это нередко можно увидеть, например, на Афоне). Потому что уважение к внутреннему миру другого человека и его личным отношениям с истиной настолько важны, что являются в данном случае определяющими.

Неприятно, когда лгут, однако совсем другое дело, когда ложь открыто называют правдой. Кажется, что это невозможно — ведь, как мы говорили, у каждого есть общее с другими людьми понимание истины, правды и красоты. Но на самом деле открыто называть ложь правдой возможно благодаря такому инструменту, как идеологическая пропаганда. Идеологическая пропаганда — это подмена в иерархии ценностей[2]. Ведь лжи как таковой не существует (потому что зла онтологически нет, это небытие): существует лишь перестановка сказуемых, предицируемых не к тем объектам (подлежащим), которые соответствуют им по природе, и эта предикация порождает извращённую аксиологию. Суть её заключается в том, что менее значимая истина оказывается на более значимом месте, а более значимая — на менее значимом. Если довести эту схему до предела, то мы получим, что в результате такой подмены Бог становится самым незначительным в общей системе ценностей, тогда как во главе пирамиды ставится иная ценность — идол. «Их Бог — чрево», говорит апостол (Флп. 3, 19), и эту метафору мы можем использовать в любом интересующем нас случае.

Поэтому он говорит несущественную правду, ту, которая «успокаивает» его совесть, а о главном сказать не может, и потому постоянно ищет возможности прикрыть тотальную ложь, которая владеет его жизнью. Он много говорит о Христе, о любви, о добре, проявляет повышенную активность в социальном и миссионерском служении, но чувствует, что совесть его нечиста, потому что ему хочется разобраться с главным, которое его тревожит, но этого сделать он не в силах, потому что иные ценности владеют его душой. И он тогда приводит самому себе (и людям, которые приходят к нему с вопросами) цитаты из Писания в защиту неправды и рабства, понимая, что лжёт. И снова оправдывает свою ложь, и снова ищет цитаты из Писания, и снова приводит себе аргументы, и снова переключает свой ум на несущественное, — и это превращается в перманентно повторяемый процесс. Этот несчастный не знает, что ум по природе не может опираться на несущественное, что его в силу необходимости влечёт к самому главному и самому существенному, — а потому он подвергает его постоянному насилию. От этого сходят с ума, это опасно для здоровья. Идеология помогает хорошо и спокойно спать не только ночью, но и днём — в этом её сила и в этом её предназначение. Спящие довольны, они смеются над «шизофрениками», — они уже забыли, что бодрствование может быть здоровым. Здоровое же бодрствование, к которому призван христианин, достигается единством цели и средств, следованием Христу без оглядки на материальное благосостояние, истинным богослужением. Нельзя стать христианином, пока не возненавидишь идолов.

Идеология пронизывает внешнюю структуру любого социального института, взятого в своём материальном аспекте. Идеи помогают людям объединяться ради одного общего дела, хорошее оно или плохое. Но есть другие начала, которые скрепляют структуру нашего мира хотя и невидимыми, но более крепкими нитями – и это нити Логоса, связывающего и содержащего мир в Духе Святом. По обетованию Спасителя нашего, структура, основанная на камне Евангелия, который есть Христос, не упразднится никогда, но пребудет в вечности. Она невидима, как закваска, но имеет в себе жизнь, образуя единый организм, состоящий из множества членов, которые взаимодействуют между собой по принципу иерархии. Понимание Церкви как единого организма, устроенного на основе природного единства взаимодействующих членов, переносит нас в сферу богословия. На основе этого принципа жизненный путь любого человека, принадлежащего к Церкви, имеет значение для всей Церкви: путь святого или путь грешника сказывается, в конечном счете, на состоянии всего церковного организма (ср. 1 Кор. 12, 26). Поэтому идеологические механизмы, обслуживающие человеческие страсти, хотя и приносят боль всему церковному телу, тем не менее не касаются его существа, покуда церковная иерархия остаётся в границах апостольского предания.

Не следует забывать, что Церковь существует во внешних формах, выражающих её природу, её способ существования, её богословие и исповедание, но она выше любого её выражения. Не верующие, договариваясь между собой, формируют исповедание Церкви, а Церковь сообщает им свою истину, которая становится всеобщим исповеданием. Не люди формируют Церковь как Тело, а Церковь формирует людей в качестве своих членов. Диалектика богословского понятия «тела», конечно, заслуживает отдельного разговора. Здесь важно иметь в виду, что «картина» Церкви перед Богом определяется совершенно иными критериями, нежели наши человеческие понятия: если с нашей точки зрения церковь – это огород, куда посажено худое и доброе, народ, который идёт через пустыню Сир и чаще жаждет мяса египетского, нежели земли обетованной, то для Бога Церковь уже иная, потому что экклесиология неотделима от эсхатологии. И зрение святых, которые дают смысл бытию церкви, провидит эсхатологию в земном тленном бытии.